Неточные совпадения
Опомнилась, глядит Татьяна:
Медведя нет; она в сенях;
За дверью крик и звон стакана,
Как
на больших похоронах;
Не видя тут ни
капли толку,
Глядит она тихонько в щелку,
И что же видит?.. за
столомСидят чудовища кругом:
Один в рогах, с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полу-журавль и полу-кот.
С этим он и уснул, а утром его разбудил свист ветра, сухо шумели сосны за окном, тревожно шелестели березы;
на синеватом полотнище реки узорно курчавились маленькие волнишки. Из-за реки плыла густо-синяя туча, ветер обрывал ее край, пышные клочья быстро неслись над рекою, поглаживая ее дымными тенями. В купальне кричала Алина. Когда Самгин вымылся, оделся и сел к
столу завтракать — вдруг хлынул ливень, а через минуту вошел Макаров, стряхивая с волос
капли дождя.
Он отошел к
столу,
накапал лекарства в стакан, дал Климу выпить, потом налил себе чаю и, держа стакан в руках, неловко сел
на стул у постели.
Привалов вздохнул свободнее, когда вышел наконец из буфета. В соседней комнате через отворенную дверь видны были зеленые
столы с игроками. Привалов заметил Ивана Яковлича, который сдавал карты. Напротив него сидел знаменитый Ломтев, крепкий и красивый старик с длинной седой бородой, и какой-то господин с зеленым лицом и взъерошенными волосами. По бледному лицу Ивана Яковлича и по крупным
каплям пота, которые выступали
на его выпуклом облизанном лбу, можно было заключить, что шла очень серьезная игра.
Привалов поставил карту — ее убили, вторую — тоже, третью — тоже. Отсчитав шестьсот рублей, он отошел в сторону. Иван Яковлич только теперь его заметил и поклонился с какой-то больной улыбкой; у него
на лбу выступали
капли крупного пота, но руки продолжали двигаться так же бесстрастно, точно карты сами собой падали
на стол.
Воспользовавшись тем, что Дмитрий Федорович, ворвавшись в залу,
на минуту остановился, чтоб осмотреться, Григорий обежал
стол, затворил
на обе половинки противоположные входным двери залы, ведшие во внутренние покои, и стал пред затворенною дверью, раздвинув обе руки крестом и готовый защищать вход, так сказать, до последней
капли.
На ломберном
столе с прожженным сукном стоял самовар, и чай разливал в полунаклоненном положении капитан, в том же как будто неизносимом вицмундире с светлыми пуговицами; та же, кажется, его коротенькая пенковая трубка стояла между чашками и только вместо умершей Дианки сидел в углу комнаты
на задних лапах огромный кобель, Трезор, родной сын ее и как две
капли воды похожий
на нее.
Глядит и глазам не верит. В комнате накурено, нагажено; в сторонке,
на столе, закуска и водка стоит;
на нас человеческого образа нет: с трудом с мест поднялись, смотрим в упор и губами жуем. И в довершение всего — мужчина необыкновенный какой-то сидит: в подержанном фраке, с светлыми пуговицами, в отрепанных клетчатых штанах, в коленкоровой манишке, которая горбом выбилась из-под жилета. Глаза у него наперекоски бегают, в усах объедки балыка застряли, и
капли водки, словно роса, блестят…
В его памяти навсегда осталось белое лицо Марфы, с приподнятыми бровями, как будто она, задумчиво и сонно прикрыв глаза, догадывалась о чём-то. Лежала она
на полу, одна рука отброшена прочь, и ладонь открыта, а другая, сжатая в пухлый кулачок, застыла у подбородка. Мясник ударил её в печень, и, должно быть, она стояла в это время: кровь брызнула из раны, облила белую скатерть
на столе сплошной тёмной полосой, дальше она лежала широкими красными кружками, а за
столом,
на полу, дождевыми
каплями.
И, наклонясь над
столом, заплакал скупыми, старческими слезами; мелкие, они падали
на бумагу, точно
капли с крыши в середине марта, и буквы рукописи расплывались под ними, окружаясь лиловым тонким узором.
По щеке у Лиды поползла крупная слеза и
капнула на книжку. Саша тоже опустила глаза и покраснела, готовая заплакать. Лаптев от жалости не мог уже говорить, слезы подступили у него к горлу; он встал из-за
стола и закурил папироску. В это время сошел сверху Кочевой с газетой в руках. Девочки поднялись и, не глядя
на него, сделали реверанс.
Она встала с кресла и посмотрела
на Литвинова сверху вниз, чуть улыбаясь и щурясь и обнаженною до локтя рукою отводя от лица длинный локон,
на котором блистали две-три
капли слез. Богатая кружевная косынка соскользнула со
стола и упала
на пол, под ноги Ирины. Она презрительно наступила
на нее.
Он наклонил голову — подбородок и щеки его расплылись, упираясь в грудь, — поставил чашку
на стол, смахнул платком
капли кофе с серых брюк и вытер потное лицо.
— Я сейчас из Казанлыка… у знакомых был. Вот получил подарки. — И выставил
на стол четыре витиеватых, довольно грубой работы, но позолоченных флакона. — Два мне, два тебе. Ну-ка,
капни в свою табакерку… По десять рублей флакон.
Долго сидел он, не шевелясь и глядя, как
на стол падают с яблони мелкие
капли.
Два месяца Спирька живет — не пьет ни
капли. Белье кой-какое себе завел, сундук купил, в сундук зеркальце положил, щетки сапожные… С виду приличен стал, исполнителен и предупредителен до мелочей. Утром — все убрано в комнате, булки принесены,
стол накрыт, самовар готов; сапоги, вычищенные «под спиртовой лак», по его выражению, стоят у кроватей,
на платье ни пылинки.
— Вот дайте мне этих
капель, что
на столе стоят… Доктор велел мне их принимать, когда я очень взволнуюсь.
Его большая голова вертелась во все стороны, голос срывался, глаза налились испугом,
на щеках блестели
капли пота или слез. Трактир был полон, трещали стулья и
столы, с улицы теснился в дверь народ, то и дело звенели жалобно разбитые стекла, и Семянников плачевно кричал тонким голосом...
Упираясь руками в кровать, Бурмистров сидел и молчал. Дворник подвинулся к нему, взял со
стола свечу, осветил лицо, увидал
на лбу его крупные
капли пота, остановившиеся глаза и нижнюю челюсть, дрожавшую мелкою дрожью.
Выпив всё до последней
капли, он поставил свой стакан
на стол, потом взял назад этот стакан, оглядел его дно и опять поставил.
Огромный неуклюжий самовар из красной меди, занимавший чуть ли не половину
стола, пыхтел и отдувался, как толстяк, обремененный тяжкою ношей, в знойное время; из него валили, клубясь и журча, густые струи серого пара, то направляясь
на соседнее окно и обдавая его крупными
каплями, то вдруг обращаясь косою полосой
на сальный огарок, находившийся тут же, между чайником и чашками.
Словно у монашенки! — говорил он, а потом сразу заплакал, и по длинным, перекосившимся усам его катились большие светлые слезы и
капали на красное сукно номерного грязного
стола.
В зале,
на одном из диванов, обитых светло-голубой шёлковой материей, лежали две помятые подушки, а перед диваном
на круглом
столе я увидел стакан с несколькими
каплями жидкости, распространявшей запах крепкого рижского бальзама.
Зинзага заткнул уши и как сумасшедший выскочил из 101 номера. Пришедши в свой номер, он увидел умилительную картину. Его Амаранта сидела за
столом и переписывала начисто одну из его повестей. Из ее больших глаз
капали на черновую тетрадку крупные слезы.
У нее был прелестный будуар-гостиная с голубой шелковой мебелью, с широким трюмо во всю стену, с массой безделушек
на этажерках и
столах, светлая уютная спальня с белоснежной постелью, с портретом ее отца, покойного барона,
на которого Нан походила как две
капли воды.
За кухонным
столом,
на котором обыкновенно рубят мясо и крошат лук, сидел большой, плотный мужик в извозчичьем кафтане, рыжий, бородатый, с большой
каплей пота
на носу.
Шампунь сидит у себя
на полу среди комнаты и дрожащими руками укладывает в чемодан белье, флаконы из-под духов, молитвенники, помочи, галстуки… Вся его приличная фигура, чемодан, кровать и
стол так и дышат изяществом и женственностью. Из его больших голубых глаз
капают в чемодан крупные слезы.
На столе странник разложил весь свой святой припас. Тут были раковины с «Мертвого моря», собранные
на морском берегу в Одессе, были пузырьки с ижехерувимскими
каплями, восковые огарки из-под святого огня, картины и фотографии.
Дарья Николаевна бросилась к стоявшему
на столе фарфоровому кувшину с холодным сбитнем, налила его в находившуюся
на том же
столе фарфоровую кружку и, быстро вынув из кармана небольшую склянку,
капнула в нее какой-то жидкости. Затем осторожно понесла, налитую почти до краев, кружку к постели больной. Глафира Петровна уже несколько оправилась и приподнялась
на локте.
— Да что вы меня держите, пустите меня! — кричала она, вырываясь от доктора, старого друга их семьи, который одной рукой держал ее за худой локоть, другой ставил
на овальный
стол перед диваном склянку
капель. Она рада была, что ее держат, потому что чувствовала, что ей надо что-то предпринять, — а что — она не знала и боялась себя.
Заметьте, что, бывало, призову ариштанта, и сижу с ним сам
на сам, и читаю ему по тетради молитвы и клятвы, и пугаю его то провалом земли, то частью его со Иудою, а сам нарочито раскладаю по
столу бритвы, а потом опущаю их в теплую воду, а потом
капну из пузыречка оливкою
на оселок, да правлю бритвы
на оселочке, а потом вожу их по полотенечку, а потом зачинаю помалу и бриться.